Следующее великое событие — приезд в Париж третьего члена нашей экспедиции, американца Джона Годдарда.

Джон Годдард родом из Калифорнии, точнее из Лос-Анжелоса, города, насчитывающего два миллиона жителей и растянувшегося на сто километров по побережью Тихого океана. В чудесный воскресный день в августе на Сен-Лазарском вокзале мы встречали трансатлантический поезд. Джон Годдард, прибывший на нем, был одет в пеструю рубаху, голову его венчал ослепительно белый пробковый шлем, в руке он гордо нес акваланг, зеленовато-голубого цвета, неразлучный спутник всех его путешествий. Джон — высокий, стройный парень, со светлыми волосами рыжеватого оттенка и с элегантно подстриженными усиками. На вид ему не более двадцати пяти лет. Женщины обычно говорят про таких "красивый малый" и не остаются равнодушными к их чарам. С лица Годдарда почти не сходит широкая улыбка. Он симпатичен и еще по-детски шаловлив. Юношеский  оптимизм  его  поддерживается  в  значительной мере тем, что перед ним не возникает никаких серьезных проблем, особенно денежных. В этом он типичный американец.

Впоследствии Джон рассказал нам, что в детстве много болел: родители усиленно нежили его. Однако в пятнадцатилетнем возрасте он поклялся стать мужчиной, причем настоящим, и начал заниматься спортом, особенно — как и подобало жителю калифорнийского побережья — плаванием и подводной охотой. Окрепнув и поверив в свои силы, он стал сопровождать отца, известного исследователя П. Лунберга, прозванного Джеком Годдардом, в трудных походах по болотам Флориды и джунглям Никарагуа. Конец войны застал двадцатилетнего Джона летчиком-разведчиком американских военно-воздушных сил. После войны он возобновил свои занятия медициной и стал бы врачом, если бы страсть к путешествиям окончательно не овладела им. Ему удалось установить связь с Жаном Лапортом.

Как только Джон сошел с поезда в Сен-Лазаре, мы увлекли его в небольшой ресторанчик с низким потолком в Сен-Жермен-ле-Прэ, обычно посещаемый космополитически настроенной молодежью, которую не способен поразить нелепый вид этого заведения.

Утомленный десятитысячекилометровой дорогой, Джон ограничился рассказом о Голливуде. Он показал нам карточки своих приятельниц-кинозвезд. Мы получили возможность полюбоваться и самим Джоном в костюме подводного охотника, держащим за клешни огромного омара, только что вытащенного из морских глубин. Под конец мы наслаждались созерцанием роскошного шелкового знамени, которое передал Джону при отъезде президент клуба исследователей. На знамени зелеными и красными нитками вышита знаменитая каравелла "Сайта Мария", на которой Христофор Колумб открыл Америку.

У нас самое благодушное настроение. Мы решили приобщить Джона к французскому вину, но он отказался, сказав, что ему как мормону запрещены вино, табак, чай и кофе. Он потребовал только большой стакан молока со льда. В обычном парижском ресторане это невыполнимое требование, и Джону все-таки пришлось пригубить стакан вина. Насколько мне известно — единственный раз за все время его пребывания в винодельческих странах.

Стаканы молока, поглощаемые Джоном, стали предметом непринужденных шуток Жана Лапорта, который называл Годдарда "бэби-исследователем". Его шутки заставляли Джона каждый раз подскакивать на месте, и однажды он при этом едва не захлебнулся молоком.

Наши первые встречи изобиловали забавными неожиданностями. Особое своеобразие им придавало то, что оба моих товарища говорили только на своем родном языке. Я сам не очень силен в английском. Всякий раз, когда мне приходилось пускаться в подробное объяснение по поводу того, как обращаться с камерой или применять углеродистую серу, которая могла нам понадобиться в пути, я спотыкался на каждой фразе. Это, естественно, ничуть не способствовало ясности моих объяснений.

Джон с великим трудом вникал во всевозможные хлопоты и затруднения, с которыми мы сталкивались перед отъездом. Он грыз удила и ржал, как молодой конь, и мы решили отпустить его в Швейцарию. Какой-то журналист писал про него в "Нью-Йорк геральд", что "Годдард не может находиться по соседству с горой и не стремиться совершить на нее восхождение".

В Швейцарии он вскарабкался на Сервен и через несколько дней возвратился к нам несколько угомонившийся, преисполненный восхищения высокими горами Европы.

Мы ждали Джона, чтобы приступить к спуску суденышек на воду. Выбрали для этого Марну. В течение трех дней упражнялись в разборке, сборке и переноске лодок, постигали сложную науку обращения со снаряжением, а главное — управления каяками. Это было особенно необходимо нам с Джоном.

Наконец мы могли разобрать, сложить и увязать каяк в холщовый чехол за десять минут. Научились укладывать десяток мешков на двухколесную тележку и устанавливать палатку на любом грунте. Наша нарядная зеленая палатка с двойной крышей и пологом была просторной. В трех небольших мешках хранились складные кровати, необычайно легкие — по два килограмма каждая. Они сделаны из алюминиевых трубок и обладают множествам преимуществ, за исключением простоты сборки. Первые попытки собрать их происходили под аккомпанемент звучных проклятий Джона, который злился и клялся, что лучше вернется в Калифорнию, чем каждый вечер будет заниматься монтажом подобных кроватей. Однако Жан вовремя вмешивался и заканчивал сборку. В связи с тем, что я согласился исполнять роль повара экспедиции, в мое ведение поступила походная кухня — длинный резиновый чемодан с целым арсеналом кухонной утвари.

По возвращении с Марны узнаем приятную новость: "Мессажри маритим" уведомляла, что отплытие назначено на 20 сентября.

Мы готовы тронуться в путь. Плывем океаном в Момбасу, на восточном побережье Африки, оттуда летим в Руанца-Урунди, страну, на территории которой находятся истоки Нила [8] .

За несколько дней добираемся до Кампалы в Уганде, где и оставляем свой основной багаж. Воспользовавшись грузовичком  бельгийского коммерсанта, отправляемся на юго-запад. Дорога огибает озеро Виктория. Целый день едем по плато Уганды. Повсюду зеленеют плантации бананов. На следующий день по покрытой рытвинами дороге поднимаемся в нагорные долины, среди которых разбросаны серебрящиеся на солнце озера, питаемые горными источниками. Навстречу попадаются караваны больших грузовых автомобилей, на которых перевозят различные продукты, производимые в нагорьях.

Достигнув перевала на высоте 2550 метров, оказываемся на водоразделе Конго — Нил, вдоль которого и будем следовать дальше почти все время вплоть до истоков Нила. Отсюда открывается чудесный вид. Наш восторг умеряет только сильный ветер, поднимающий  вихри черной пыли и пригибающий к земле низкорослые деревца. Чернокожие пастухи, завернутые в широкие плащи, стерегут небольшие стада коров. На горизонте вырисовываются конусы семи вулканов. К западу от перевала все зелено, резко выделяются только темные пятна отвесных скал и глубоких ущелий. На земле видны большие куски лавы и пласты вулканического пепла.

Косые лучи заходящего солнца освещают конические вершины вулканов. Сумерки очень коротки в экваториальных областях. Ночь наступает мгновенно. Тогда становится видно зарево Нирагонга, поднимающееся очень высоко в небо и озаряющее на большое расстояние горизонт. Это единственный действующий  ныне вулкан на  севере Руанды. Вулканы здесь рождаются один за другим и внезапно прекращают свою деятельность. В 1948 году, за два года до нашего приезда, местные жители е тревогой наблюдали образование нового вулкана. Потоки раскаленной лавы потекли по склонам горы и скоро достигли Киву. Вода в озере на расстоянии сорока метров от берега закипела, густое облако пара почти закрыло на несколько месяцев сияющую голубизну неба. Затем вулкан затих, и стали видны очертания кратера. Самая высокая вершина Руандского хребта — Каризимби — достигает 4500 метров. На пике ее почти все время держатся снег и лед, хотя гора и расположена на самом экваторе. Вулканы окружают озеро Киву со всех сторон. Его удобренные лавой берега покрыты пышной растительностью. Тут мы и разбиваем свой лагерь.